К середине девятисотых годов петербургский модерн вступил в фазу зрелости и относительной самостоятельности. Характер стиля обрел большую сдержанность, рациональность. Если в раннем модерне преобладали интуитивно-эмоциональная трактовка образа, яркая символика и сложная ассоциативность, то теперь в архитектуре возросло значение объективных факторов. Функциональная целесообразность выдвигалась во многих сооружениям на первый план. Осмысление новых конструктивных систем (в том числе каркасных) как формообразующих, вытекавшие из них новые возможности организации пространства способствовали вызреванию протофункционалистского варианта модерна. В нем намечалось освобождение архитектуры от декора, отчуждение от смежных искусств.

Параллельно шел другой процесс: «дионисийское» начало уступало свои позиции «аполлоническому», которое все отчетливее ассоциировалось с наследием классики. Нарастание классицизирующих интонаций во многом было связано с «открытием» красоты Старого Петербурга и последовавшей затем эскалацией ретроспективных тенденций.

Привлечение декоративных средств стало в зрелом модерне более продуманным, упорядоченным, но не утратило и прежней раскрепощенности, независимости от канонов. Углубилось понимание задач синтеза искусств. Синтетические устремления стиля реализовались по-разному. Пластика и живопись входили в архитектуру на правах самостоятельных искусств. В то же время прослеживались попытки совместить принципы пластического, живописного и архитектонического формообразования, наделявшие постройки качествами цветной архитектуро-скульптуры.

Несмотря на стремительную эволюцию, модерн на всех стадиях развития предстает в динамическом равновесии оппозиций функционального и духовного, рационального и интуитивного, целесообразного и эмоционального. Единство и борьба этих противоположностей восходили к двум истокам нового стиля — рационализму и романтизму, которые и высветились двумя его основными гранями. Давно вошедшее в историко-архитектурную литературу противопоставление зрелого и позднего — «рационального» — модерна раннему — «декоративному» — весьма схематично и далеко не всегда подтверждается конкретным материалом.

Квинтэссенция модерна — в его внутренней органичности. Разработка объекта проектирования как единого и целостного организма наиболее наглядна в индивидуальных домах — самом гибком и мобильном типе зданий. Именно в них последовательно осуществлены приемы свободного плана и живописно-асимметричной комбинации объемов, визуального саморазвития масс «изнутри — наружу» и перетекания пространств, непрерывности частей и форм и равноценности восприятия с разных точек зрения.

В особняке М. Ф. Кшесинской (1904-1906, архитектор А. И. фон Гоген) подвижная разновысотная композиция с различными по размерам и конфи¬гурации проемами выражает индивидуальные особенности функциональной организации и состава помещений. Две анфилады парадных комнат образуют крупномасштабную одноэтажную часть здания, вырастающую из основного двухэтажного объема. Главная анфилада представляет собой непрерывное, как бы пульсирующее пространство, а завершающий ее зимний сад создает переход к ландшафтному окружению. Связь с землей, облегчение масс и вертикальная завершенность подчеркнуты контрастным переходом от крупной фактуры красного и серого гранита к ровной поверхности светло-серого облицовочного кирпича, зрительно нагруженной фризом из темно-синей майо¬ликовой плитки.

Равноценными компонентами художественного целого являются декоративно обыгранные конструктивные и утилитарные элементы: обнаженные металлические перемычки окон, железный каркас фонарика, навершия дымовых труб. Парадные интерьеры особняка — пример симбиоза «чистого» модерна и неоклассицизма. Классицистические мотивы введены здесь в контекст нового стиля подобно тому, как ранее признаки модерна включались в контекст эклектики.

В особняках, построенных на Каменном острове Р. Ф. Мельцером (1904-1906), активизируются пластическая экспрессия, динамика композиционного строя, силуэт. Зримая напряженность и непрерывность развития структуры выступает метафорой реального органического роста. Ряд других произведений этого зодчего (первое из них — здание Ортопедического института) отличается строгой рациональностью, изысканным пуризмом. Тем же духом рафинированной простоты проникнуты многие образцы зрелого модерна.

Каменноостровские особняки, созданные Р. Ф. Мельцером, и доходные дома, спроектированные Ф. И. Лидвалем, стоят у истоков «северного» модерна — регионального ответвления нового стиля в Петербурге, родственного архитектуре национального романтизма скандинавских стран, Финляндии и Латвии. «Северный» модерн соединял функциональную целесообразность с романтической эмоциональностью, подчеркнутую новизну композиционных приемов с претворением глубинных фольклорных традиций. В произведениях Н. В. Васильева, отмеченных смелым полетом фантазии, тектоническая логика отступает перед почти скульптурной экспрессией больших масс, заостренной подачей декоративно-символических форм. В постройках А. Ф. Бубыря пластически мощная композиция формируется сложными сочленениями функциональных элементов — эркеров, балконов, мансард. С этим же направлением связан ряд работ И. А. Претро, А. А. Оля, А. Л. Лишневского, Е. Л. Морозова.